Пролог

- Френки, как у меня получилось?
- Просто прекрасно, мадам.
- Может, нужно перезаписать?
- Нет-нет, всё просто замечательно!
- Френки, а может ты просто хочешь побыстрей со всем этим закончить и поэтому говоришь эти слова?
"Ещё бы не хотел."
- Что вы, мадам!
- Прости мне мою мнительность... Френки, милый, извини... Я просто хочу, чтобы всё было идеально, я так долго к этому готовилась. Ну не делай такое грустное лицо, Френки, прошу тебя. Ты что, сердишься?
"Чёрт возьми, как я ненавижу, когда она называет меня Френки. НЕНАВИЖУ!"
- Нет.
- Ну я же вижу, что сердишься.
- Нисколько, мадам, - сказал Френк и с неохотой изобразил на лице радушно-доброжелательную гримасу человека, готового с улыбкой на лице терпеть все трудности и лишения. Кто-то называет это "Эмоциональным трудом". Для Френка это было средство достижения личной выгоды, приправленное чувством мести. Даже когда его лицо выражало максимум добродушия в общении с мадам Брументаль, он боялся, что его выдают глаза. Горящие глаза, полные злости и желания отомстить.
- За что я тебя люблю, Френки, так это за твой неувядающий оптимизм!, - с восхищением произнесла девятикратная вдова госпожа Брументаль, притянула двадцатипятилетнего универсала Френка Даскенда за уши и поцеловала в губы, от чего молодой человек весь внутренне от презрения и отвращения сморщился, но виду не подал.
"Проклятая старушенция, придёт момент и я с тобой рассчитаюсь...", - подумал Френк, на ходу заново начиная воображать ещё один вид изощрённой расплаты над старушкой (в момент Х он собирался использовать самый выдающийся и гениальный из всех придуманных ранее; какой - он ещё не выбрал, но в голове в основном крутились два излюбленных варианта: 1) швырнуть её на растерзание хед-крабам, которые даже спустя пятьдестят лет после окончания Семичасовой Войны терроризировали, несмотря на усилия военных, населённые пункты на всей территории планеты, Френк с упоением представлял себе стенания бабули после того, как зверёк из паралельного мира удобно примостырится у неё на голове, и 2) прицепить миниатюрную камеру ей на грудь, чтобы отчётливо было видно лицо, и так чтобы она не заметила, а то в кульминационный момент можно будет лишиться наслаждения наблюдать за её физиономией, когда она будет лететь вниз с высоты одного из нью-йоркских небоскрёбов, откуда он после внушительного окончательного монолога, все детали которого Френк долгие четыре года полировал в своём прожжённом местью мозгу, собирался киношным ударом ноги в грудь вышвырнуть ненавистную старушенцию. Пожалуй второй вариант ему нравился больше), когда госпожа Агния Брументаль вновь защебетала:
- Френки, мне всё таки не совсем нравится последняя запись! В голосе должна быть властность, а её нет. Нет, понимаешь?!
Френк мысленно вздохнул, вышел из кабины с микрофоном и сел за звукорежиссёрский пульт.
- Мадам, вы готовы?
- Да!
- Начали!
Госпожа Агния Брументаль вздохнула, лицо обрело надменно-суровое выражение и старческие губы, помоментно принимая нужные формы и позиции, помогли произнести:
- До конца раунда осталось шестьдесят секунд!

Написано прикольно - но сюжет бред.

Часть 1 - "Пол"
Отрывок 1



Из дневника Анны Брументаль:
"11 апреля 1984 года.

Джордж. Мой милый Джорджи теперь кормит рыбёшек на дне Темзы. Прошла уже... кажется неделя и я только сейчас начинаю осознавать, что его нет рядом. Я ужасно не любила эти его бесконечные сафари по африканским пустыням, но сейчас ужасно по ним скучаю! Как мужественно он выглядел вскидывая к плечу снайперскую винтовку. Его каменное лицо прямо таки излучало уверенность и мужество. Все эти трофеи на стенах нашего собняка - они доказательство того, что ты был великий охотник, Джорджи! Был... я не могу в это поверить...
Знаешь, что мне говорят твои родители, Джорджи? Что это я виновна в твоей смерти, что это я убила тебя с целью прибрать к рукам бизнес и состояние вашей семьи, нажитое ещё сто лет назад в индийских колониях. Но даже если и так... нечего было эксплуатировать несчастных индусов! Но ты то в этом не виноват, мой милый, милый Джорджи... как же я по тебе скучаю...
Но я знаю, что я должна быть сильной, без тебя мне будет трудно, но я справлюсь! Я молода и я буду жить дальше, несмотря на то, что твоего крепкого плеча уже нет рядом. Кстати, Джорджи... я раньше не замечала, но сейчас наш швейцар Чарльз кажется мне ужасно обоятельным! Да, пускай он на тридцать лет старше меня, но у него такая сексапильная задница! Ну да ты не поймёшь... да и тебе уже всё равно... Так или иначе ты наверное был бы рад узнать, что мои горесть и печаль всвязи с твоей гибелью постепенно уходят когда я смотрю на Чарльза. Наверное...
Как бы то ни было, знай, Джорджи, я всегда искренне любила тебя!!1 И твой глаз... я буду хранить его до самой смерти, клянусь!
И ещё одна вещь ужасно меня волнует, Джорджи... Я целый день сегодня ищу те серебряные серёжки, что ты подарил мне на день Святого Валентина, ты же знаешь, они очень мне дороги... Куда же они могли запропоститься?..."

***

Первая полоса английской газеты "The Times" от 5 апреля 1984 года.
Статья "Утонувший глаз".

По официальным данным лондонской полиции вчера утром пропал без вести миллиардер Джордж Брументаль, известный в светском обществе и жёлтой прессе по прозвищу "Джорджи-Глаз" из-за экстравагантоного поступка хранить настоящий левый глаз в заспиртованной склянке в своей спальне, а вместо него носить искуственный, тем самым поддерживая рекламную компанию семейного предприятия по производству искуственных органов зрения, почти ни в чём не уступающих настоящим.
У органов правопорядка существует две основные версии исчезновения известного любителя дорогостоящей африканской охоты: разбойное нападение или несчастный случай. Последним человеком, кто видел его в живых, была его 20-летняя супруга Анна Брументаль, бывшая танцовщица из Ливерпуля, на которой 43-летнй миллиардер женился около года назад. От неё полисмены так и не добились вменяемого объяснения обстоятельств исчезновения, но сквозь судорожные рыдания и причитания следователям удалось узнать, что перед тем как Джордж Брументаль упал в реку, к нему подошли несколько мужчин крепкого телосложения в форме рабочих обслуживания Тауэрского Моста, на котором всё произолшло, и между ними завязалась патасовка. Больше никаких сведений от неё пока добится не удалось.
По неофициальным данным органами правопорядка также рассматривается версия покушения на Джорджа Брументаля со стороны его супруги.
Алекс Невзрич."

Отрывок 2

"Ваши глаза - это наши проблемы", - гласила надпись на рекламном щите, возвышающимся над улицей. Джек Маккензи, который вместе со своим давним другом, коллегой и собутыльником ждал автобуса до места работы уже битых 15 минут, какое-то время пялился на щит с рекламой компании "BrumEye", после перевёл скучающий взгляд на смолящего "Camel" приятеля Пола Файринга, взглянул в сторону улицы, откуда должен был появится долгожданный автобус, сокрушённо вздохнул, снова не обнаружив его в поле видимости, и воззрился на газетный ларёк, находящийся на остановке, - как ни крути картинки журнального глянца и скандальные заголовки на первых полосах жёлтой прессы было рассматривать куда интересней.
Внезапно взгляд уловил что-то смутно знакомое, но похмелье, явившееся сегодня с утра последствием вчерашнего мальчишника в честь скорой женитьбы Пола, мешало сосредоточиться. Но спустя пару минут цель таки была достигнута:
- Пол, взгляни!
- Чё?
- Иди, посмотри. Никого не узнаёшь?
Пол подошёл к ларьку и уставился мутным взглядом (вчерашняя вечеринка тоже не прошла для него даром) на то место, куда указывал палец Джека. Этим местом была первая полоса бульварной газеты "News of the world", значительную часть которой занимала фотография рыжеволосой девицы, стоящей в душе. Руки её крест накрест прикрывали грудь, а лицо имело такое выражение, будто фотограф только что ворвался в ванную и застал несчастную девушку врасплох. Огромная надпись внизу страницы заботливо прикрывала область обнажённого тела девушки ниже талии, она гласила: "Рыжая бестия из Ливерпуля убивает своего мужа!"
- Ха, помню эту фотографию! Главный разворот прошлогоднего декабрьского "Playboy"!, - воскликнул Маккензи, но тут же с некоторой досадой в голосе добавил. - Самое интересное загородили... Помнишь её, Пол? Девчонку всмысле.
"Ещё бы не помнил", - подумал про себя Пол, но вслух лишь пробубнил:
- Угу...
Они знали друг друга почти с пелёнок, вместе с Маккензи жили с ней на одной улице в окраинном районе Ливерпуля и в детстве считались неразлучной троицей до тех пор пока коварная судьба в лице полового созревания не разрушила простое детское счастье. Маккензи преватился в ходячую секс-машину, ни о чём другом, кроме как зацапать в постель очередную девчонку не думающий, кем и пребывал по сей день, а Энн, ныне Анна Брументаль, в нечто более ужасное. По достижении 14 лет в ней проснулся доселе мирно дремавший непомерный сексуальный аппетит, отчего если в компании её друзей и знакомых у кого-нибудь слетало с губ слово "нимфетка", то всем остальным первым приходил в голову образ Энн.
Подростковая психика Пола Файринга, у которого дела с прекрасной половиной человечества, в отличии от Джека Маккензи, обстояли не ахти как, в сложившейся ситуации дала трещину. Ситуацию усугубляли неожиданно возникшие тёплые чувства Пола по отношению к Энн, но все его попытки привлечь к себе её внимание рассыпались во прах. Хотя одна вещь всё таки вселяла в него надежду - она всё ещё не прекращала здороваться с ним при встрече, но дальше дежурного "привет" их разговоры обычно не заходили. Время шло, надежды таяли и Пол стал замыкаться в себе, вплоть до 18-ти лет поддерживая образ неудачника, слабака и зануды.
Но одно проишествие спустя месяц после официального совершеннолетия коренным образом перевернуло всю его жизнь - поддавшись внезапному героическому порыву парень вытащил из горящего дома 3-месячного котёнка Блеки, старенький телевизор марки "Toshiba" и изрядно пропахшего дымом медвежонка Тедди, тем самым приведя в блаженное беспамятство пожилую владелицу всех этих вещей и существ - соседку миссис Крэмп. Всё это случайным образом происходило на глазах Энн, на тот момент уже успевшей сменить бесчисленное количество половых партнёров, и в корне изменило её отношение к Полу - выбрасившись из толпы зевак, она кинулась к нему на шею со словами: "Мой любимый герой!", после чего оба персонажа, раздираемых волной нежданно нахлынувших чувств, удалились с места событий в неизвестном направлении.
Последующий год был для Пола Файринга самым счастливым периодом в его жизни - Энн, прекратившая свои многочисленные любовные похождения, стала его девушкой, они строили планы на будущее (Пол мечтал стать пожарным и этим зарабатывать благосостояние для будущей семьи) и оно казалось для него бесконечно радужным и замечательным, ещё бы - в его мечтах с ним была его Энн. Но мечтания рухнули, когда в один прекрасное утро он проснулся, но любимой женщины не оказалось рядом, от неё осталась лишь записка на кухонном столе, в которой она описывала причины своего ухода из его жизни.
Потеряв самое дорогое, Пол пустился во все тяжкие, проиграл огромную сумму в карты и уже задумывался о суициде, видя отчаянность ситуации, но неожиданная гибель местного криминального воротилы, которому он задолжал деньги для погашения карточного долга, мощным ударом шахтёрской кувалды пробила огромную брешь в назревшем жизненном тупике, - Пол стал жить дальше. По давней мечте устроился пожарным, встретил девушку и продолжил мечтания по поводу безоблачного будущего, но уже без прежнего энтузиазма. В таком состоянии он пребывал и по сей день.
- Та ещё была чертовка, эта Энн, скажи, Пол? Я каждый раз поражался её выкрутасам, это же надо столько знать! Чувак, что написал "Камасутру" просто нервно курит в углу!, - воскликнул Джек Маккензи и добавил, обращаясь к продавцу в ларьке. - Вот этот парень гулял с этой девицей целый год!, - он ткнул пальцем в газету с фотографией Энн. - Целый г...
- Заткнись!, - резко оборвал его Пол, чьё настроение стало катиться вниз с устрашающей быстротой. Он взял газету и стал нервно искать место со статьёй о случившемся, хотя заведомо знал, что ничего путного в жалкой бульварной газетёнке не узнаешь.
- Э, платить будешь?, - грубо прознёс продавец.
- Отвали, - ответил взаимностью Пол, дыхнув перегаром.
Джек Маккензи тем временем не спешил вклиниваться в разговор и с интересом наблюдал за ситуацией, но скрип тормозов подъехавшего автобуса заставил его обернуться в сторону дороги. Это был автобус долгожданного маршрута.
- Пол! Пошли, наш!, - Джек потянул приятеля за рукав, но тот всё ещё продолжал искать нужную страницу.
- Заплати за газету!, - прорычал продавец и встал с места, обнажая проходящим мимо гражданам города Ливерпуль огромный пивной живот.
- Да подавись, урод!, - Пол сунул руку в карман куртки, немного защищавшей от холода и мелкого дождичка этого туманного утра, наскрёб несколько монет и со злостью швырнул их в ларёк.
- Пошли уже!, - Джек затолкал друга в автобус и с удовольствием показал через окно продавцу неприличный жест, как только двери закрылись и машина тронулась с места.
- Малолетние выродки, - зло бробурчал пожилой газетчик и стал неуклюже собирать разбросанные по мокрому асфальту монеты. - Небось тоже, из этих, из фанатов... оголтелые придурки.
Вернувшись на место, он снова присел на стул, недобрым словом вспоминая двух молодых людей, из-за которых день с самого утра пошёл наперекосяк и покосился на свежий выпуск "News of the world" с голой рыжей девушкой на первой странице. Мелким шрифтом под главным заголовком было написано: "Вчера, 4 апреля 1984 года, Анна Брументаль скинула с моста своего супруга, сенсацинные подробности только у нас!"

Отрывок 3

Было уже глубоко за полночь, но Энн никак не могла уснуть - засевшая глубокой занозой мысль в её рыжеволосой головке не давала ей покоя. А виной всему эта дурацкая гадалка. Вчера с Полом они гуляли в парке развлечений, где в поисках уединённого местечка наткнулись на забытый богом шатёр с потрёпанной вывеской: "Гадалка Брунгильда - узнай своё будущее за три фунта стерлингов". Разом забыв о намечающейся любовной утехе, Энн, движимая неведомой силой, потянула Пола к шатру. Внутри они встретили женщину средних лет ближневосточной, не смотря на имя, наружности, та отстранёным голосом велела им присесть у круглого стола, положила руки на мраморный квадрат посреди него, тот внезапно засветился ярко-зелёным светом, глаза Брунгильды закатились, а губы протяжно произнесли:
- Поняяять несложноооо свою суть
Едва глазаааа закрыв
Свой жиииизненный увииииидеть путь
Сквозь мрака пелену.
Найтииииии ли счаааааастье девять раз
Иль быыыыыть всё время с ним...
Твой глааавный жиииизненный вопрос -
Остаться иль уйти.
Зелёное свечение из мраморного квадрата померкло, над потолком резко включилась лампа дневного света, отчего все находящиеся в шатре на секунду зажмурились, и гадалка с теперь уже ясным взглядом деловой женщины протянула руку и сказала:
- С вас три фунта.
" Что за обдираловка", - хотел было возразить Пол, но Энн, будто прочитав его мысли, быстро расплатилась и уже повела за собой парня, как специфический звук кассового аппарата заставил её остановиться.
- Ваш чек, сеньорита, - добаила гадалка.
Энн пожала плечами и двумя пальчиками взяла чек. А выйдя на свежий воздух, насколько он может быть свежим в крупном британском мегаполисе, и с открытыми ртами уставившись на огромную луну и усыпленное звёздами небо, они стояли, взявшись за руки, и смотрели на открывшуюся красоту, которую по счастливому стечению обстоятельств не закрывало привычно хурое английское небо. Переглянулись, улыбнулись друг другу и, влекомые порывом страсти, вприпрыжку ринулись в сторону близстоящей телефонной будки. А сейчас, обхватив руками колени и глядя огромными серыми глазами, которые за полчаса бодрствования уже привыкли к ночной темноте, на спящего Пола, Энн с улыбкой вспоминала подробности вчерашней прогулки по парку. Но чем ярче были эти приятные воспоминания, тем острей становились образы кошмара, из-за которого она проснулась.
В нём гадалка Брунгильда после окончания спиритического сеанса включала в шатре свет - лампой служила огромная луна и множество мерцающих звёзд, протягивала девятипалую ладонь и с испанским акцентом говорила слова:
- С вас три жизни.
"Но откуда у тебя три жизни?!", - хочет возразить Пол, но Энн страстным долгим поцелуем не даёт тому сказать ни слова. Она двумя пальчиками достаёт из кошелька банкноту достоинством в три жизни и отдаёт Брунгильде.
- Возьмите пожалуйста ваш чек, сеньорита!, - кричит гадалка, вскакивает на стол, попутно отшвыривая ногой мраморный квадрат к чёртовой матери и начинает танцевать страстный испанский танец. Внезапно платье её загорается и Пол, - теперь он смуглый мачо в форме пожарного, тоже вскакивает на стол, и хлопками ладоней по горящему наряду гадалки пытается затушить огонь.
- Пол! Поли!!!, - в отчаянии кричит Энн, но он не обращает на неё никакого внимания, лишь повернувшаяся к ней лицом Брунгильда загробным голосом произносит:
- Твой глааааавный жииизненный вопрос - остаться иль уйти...
Движения гадалки и Пола постепенно превратились в буквальном смысле пламенное танго - их обоих обуяло демоническим огнём и Энн какое-то время терпя исходящий от танцующих жар, бросилась из шатра прочь с надрывным криком:
- Ну и уйду! Уйду!
Луна следом за Энн вынырнула из под пылающего шатра и, кривя надменную гримасу, над самым ухом девушки прогрохотала:
- БУ!, - и Энн просыпается в холодном поту, в мельчайших подробностях помня кошмарное сновидение. Пару минут спустя она таки приходит в себя и замечает мирно посапывающего после бурной ночи Пола.
" Спит, даже не шелохнулся. И снится ему счастливая семейная жизнь, где он - глава семейства и отважный пожарный, а я - заботливая любящая супруга. А под ногами у нас крутится трое вечно галдящих и бесшабашных детишек - Кэтрин, Салли и Уилльям. Так мы их назовём," - она мысленно улыбнулась, но внезапно подумала, - "Незамысловатое семейное счастье... А есть ли что-то ещё? Что-то большее. Те богатеи и суперзвёзды с
обложек журналов - каково им? Слава, богатство, успех... Не жизнь, а сказка."
Энн ещё раз взглянула на Пола, - тот пару раз неровно всхрапнул и перевернулся на другой бок, - лицом к девушке, и мысль о предстоящем замужестве показалась ей ещё менее привлекательной.
"Уйти", - промелькнуло в голове.
Будучи по натуре чрезвычайно импульсивным человеком, Энн мигом вскочила с постели, реактивной ракетой оделась, пулей упаковала в чемоданы всё самое необходимое и вдруг фонарным столбом застыла перед кроватью, где тихонько похрапывала её первая настоящая любовь.
Вытащив из сумочки маленькие ножницы, она подошла к нему, состригла на затылке локон его волос и бережно уложила их в носовой платочек.
"На память... прощай, Поли", - она поцеловала его в лоб, умчалась на кухню, где волнистым неровным почерком нацарапала на обрывке бумаги прощальную записку, бесшумно отворила входную дверь и выбежала в ночь.

Утром 24 марта 1983 года Пол Файринг проснулся оттого, что непривычный холод пробрался под одеяло и стал неприятно щекотать бока. Плюс к этому он спросони смутно начал осознавать, что рядом не ощущается привычное женское тепло - Энн любит подолгу понежиться в кровати. Мозг забил тревогу и рука потянулась вперёд, но никого не обнаружила. Сон как рукой сняло - Пол распахнул глаза и увидел противоположную половину кровати абсолютно пустой.
- Энн, - негромко позвал он, но никто не ответил.
Натянув джинсы, он совершил небольшой рейд по квартире, не забегая на кухню, и обнаружил, что входная дверь раскрыта настёжь.
"Воры", - подумал он, но беглый взгляд вокруг не заметил в обстановке никаких перемен. Разве что не было её.
- Энн?, - с тревогой на сердце простонал Пол и проскользнул на кухню. Первое, что он
увидел, был лежащий на столе вырванный из блокнота листок, исписанный почти полностью неровным волнистым почерком. Её почерком.
Записка гласила:
"Пол, мне надоели твои вечные причитания по поводу моей работы и глупые намёки на то, что я одеваюсь слишком вызывающе. Мне НРАВИТСЯ работать танцовщицей в стриптиз-баре и НРАВИТСЯ моя одежда - пора бы уже давно свыкнутся с этим, а теперь слишком позд...", - он нервно читал дальше, почерк становился всё более неровным и на глаза его стали наворачиваться слёзы, - "Нет, я не могу тебе врать, Поли... не надоели мне никакие
намёки, просто... У нас всё было замечательно, но сегодня ночью я поняла, что простое
семейное счастье это не для меня, мне нужно нечто большее, а тебе нет. Ты довольствуешься малым и в этом твоё счастье, Поли, а я так не могу. Не ищи меня.
С любовью, Энн."
Пол положил записку на стол, открыл валявшуюся на столе неначатую пачку "Lucky Strike", закурил и ещё долго этим утром просто смотрел в окно.

отрывок 4

Марк поспешно колдовал над кирпичной стеной шипящим балончиком белой краски, выводя жирными буквами желаемое "Уоллес Брин - гибель всему человечеству", а Сазерленд и Пол с оружием наизготовке взглядами прочёсывали окружающее их пустынное городское пространство, насколько это было возможно в ночной темноте. Приборов ночного видения на их первый (и пока последний) пропогандистский отряд Сопротивления лондонского региона в процессе распределения вооружения не хватило - в первую очередь вооружались непосредственно разведгруппы и боевые подразделения. Немного успокаивало этих троих то, что за ситуацией телепатически наблюдал вортигонт и в случае появления поблизости альянсеров он должен был предупредить.
"Кто бы мог подумать лет десять назад, что я буду охранять человека, рисующего граффити. С ума сойти. В прошлом способ самовыражения уличных бунтарей, а сейчас это хоть какая-то попытка достучаться до умов отчаявшихся людей, почти потерявших надежду. Чтож, будем надеяться, что "почти", - подумал Пол Файринг и мимолётно обернулся назад на Марка - тот уже закончил с надписью и рисовал портрет Брина, одна половина лица которого задумывалась в форме человеческого черепа - недвусмысленный намёк на то, что правление этого Администратора Земли несёт жителям планеты. Смерть.
Что касается Марка, то этот 17-летний веснушчатый парнишка прибился к повстанцам пару лет назад, причём из-за частичной амнезии он не помнил ни своей фамилии, ни родных, если таковые были, ни предыдущего места проживания. Вдобавок страдал странным психическим недугом - в периоды острых волнений (независимо от причин этих волнений) он терялся в пространстве: путал левое с правым, верх с низом, направление вперёд и назад, из-за чего получил в стане повстанцев прозвище Шатунчик, которое ему крайне не нравилось. Тем не менее он почти сразу покорил всё тех же повстанцев умением отображать на чём-либо свои фантазии и реально существующие места, вещи и людей. Другими словами он был талантливый художник, которого в мирное время вполне могли бы признать выдающимся. И как-то раз одним своим рисунком, - на нём Марк изобразил рухнувшую набок и дымящююся башню (которую каждый оставшийся в живых горожанин мог наблюдать практически с любой точки - огромной высоты строение угрожающе возвышалось над Лондоном) посреди большого города, ярко светившее солнце, на переднем плане сочную зелёную траву и красивую надпись внизу: "Мир без Цитадели", - он вдохновил главу лондонского Сопротивления (к слову - им стал Джек Маккензи, давнишний друг Пола Файринга и тоже бывший пожарный) на создание в нём нового подразделения - отряда пропаганды, коим и стал руководить Пол. Помимо Файринга и художника Марка в него также был зачислен бывший спецназовец шотландской разведки Скот Сазерленд, уроженец Эдинбурга, который по слухам как-то в одиночку расправился с отрядом комбайнов. Во всём местном Сопротивлении он был единственный шотландец, чем автоматически заработал тихое недолюбливание со стороны остальных - "коренных" и "истинных" англичан. Но в открытую наехать и оскорбить этого 30-летнего бугая никто не осмеливался.
Пол тоже недолюбливал шотландца, но отдавал тому должное, - на боевых выходах он думал только о задании
"Вот что значит служил в разведке, профессионал", - подумал Файринг и мысль его уже хотела развернуться ещё шире в сторону размышлений о полезности действий его отряда для человечества в целом, но не успела.
- Комбайны!, - прогудел в голове голос вортигонта и вся троица ринулась бежать, оставив незаконченным мрачный шарж на Уоллеса Брина, - встреча с патрулём или того хуже - полноценным отрядом Альянса не предвещала им ничего хорошего.
Выпавший из руки Марка балончик с краской ударился об асфальт и этот звук гулко отразился в ночной тишине. В тот же самый момент из-за угла здания примерно в 150-200 метрах от убегающей троицы вынырнуло десятка два мини-роботов, - менхаков, злобно жужжащих острыми лезвиями. Обнаружив повстанцев, - те даже не успели остановиться, чтобы обмануть датчики движения, - роботы-охотники дружно загудели и ринулись в их направлении.
- Заметили, чтоб их!, - досадливо выкрикнул Сазерленд, но тут же сильно изменился в лице - он что-то для себя решил.
- Береги мальчишку, - вдруг добавил он, резко остановился, развернулся и вскинул оружие.
Пол лишь понимающе кивнул головой и пуще прежнего побежал вперёд - времени на разговоры не было.
- Налево, - заботливо указал вортигонт и оба, подобно синхронным пловцам, почти вслепую кинулись в подворотню - пришелец в таких случаях никогда не ошибался.
Внезапно послышалась автоматная очередь, потом ещё одна, покороче, а затем душераздирающий крик, перекрывший даже нарастающее жужжание, от которого у Пола похолодело на сердце. Это был крик Сазерленда. И несомненно предсмертный.
Пол мимолётно взглянул на парнишку - тот учащённо дышал и возбуждённо вытаращил глаза, - Файринг сразу почувствовал недоброе.
- Налево, - вновь прогудел вортигонт и оба повстанца тут же ринулись в стороны. Пол как и было сказано - налево, а Марк под влиянием своего странного недуга кинулся в сторону правого закоулка. Краем глаза Пол успел заметить манёвр мальчишки и еле успел схватить того за рукав, потянув налево.
- Марк, ты что?!, - на бегу в сердцах яростно пролаял Пол.
- Я... не... я... само собой... не знаю..., - промямлил Марк и глаза его ещё более округлились, из-за чего лицо стало выглядеть ещё более отчаянным - парень нереально волновался.
- Чё-о-о-о-орт, - с досады завыл Пол, увидев такую гримасу на лице парня и ещё крепче ухватил того за рукав.
- Держись, Файринг, вам осталось немного, бегите прямо, - послышался в голове монотонный голос телепата и бывший пожарный, видя сокровенной мечтой в эту секунду поскорей выбраться из этого кошмара живым, стал выжимать уже из начинающего стареть организма последние силы - вортигонт обещал скорый финиш этого яростного забега. Внезапно Марк ткнулся ногой во что-то мягкое, его рукав выскользнул из вспотевшей ладони Файринга и художник кубырем благодаря инерции покатился по асфальту. Пол резко затормозил с намерением помочь упавшему, но парень уже вскочил и снова ринулся с бешеной скоростью бежать, но к неописуемому разачарованию Пола не туда куда нужно - прямо навстречу жужжащей туче менхаков. На глазах пригвоздённого неведомой силой к месту Файринга Марк удалялся всё дальше и дальше, но вдруг остановился, наконец осознав ужасную нелепость своего маленького спринта, обернулся и взглянул в ту сторону, где стоял Пол. В этот самый момент забрезжил рассвет и из-за угла вылетела стайка сверкающих на лезвиях лопастей отблесками огненно-красного утреннего солнца кровожадных роботов, визжащей и жужжащей тучей нависнув над парнем.
- Марррррррк!, - отчаянно прорычал Пол, понимая полную свою бесполезность. В мерцании рассветных лучей ему показалось, что художник достаёт из аммуниции на груди какой-то небольшой предмет. Граната?, - Марррррррррррк!!!
- Беги, Файринг, ему уже не помочь, он для себя уже решил, поверь мне, - снова прогудел в голове вортигонт с некоторой грустью в голосе. - Тебе направо, а после 93 метра по прямой до конца тупика, там в проёме канализационного люка тебя ждёт Сандерс. Беги, Файринг!, - и Пол, подхлёстываемый инстинктом самосохранения и злостно-отчаянным нежеланием смотреть на вынимающего чеку Марка, бросился бежать по указанному телепатом маршруту.
Взрыв. Где-то позади и правее.
Полу показалось, что вортигонт тихо мысленно простонал.
- Марк, а почему ты рисуешь?
- Не знаю, Пол, мне просто хочется рисовать, мне это нравится.
Жужжание прекратилось - похоже парень одной гранатой убил всех менхаков. И себя.
"Не уберёг!", - только и крутилось в голове бегущего уже на десятом дыхании Пола. Он не разбирал дороги, просто бежал прямо по узкому переулку, на ходу ногами отпихивая какие-то пакеты, газеты, крышки мусорных баков и прочий мусор, валявшийся здесь со времён завершения Семичасовой Войны. В мозгу один за одним вспыхивали образы живых, смеющихся, разговаривающих бойцов его маленького отряда, застилая картину вокруг. А теперь их нет.
- 50 метров, Файринг, - зафиксировал телепат, немного приведя этой фразой бегущего в чувства. - Сорок, тридцать... Менхак!
Откуда-то сверху выскочила маленькая металлическая бестия и с ходу резанула Пола лезвиями по плечу, разом вызвав обильное кровотечение. Сделала ещё заход и, промчавшись где-то внизу, больно оцарапала голень. Человек в отчаяньи отмахивался руками, но, получив ещё несколько резаных ран, понял бесполезность таких действий и окинул взглядом мрачный переулок в поиске хоть какого-нибудь оружия. Увидел у мусорного бака кусок арматуры, кинулся к нему, схватил и стал яростно им отмахиваться. Спустя полминуты отчаянной борьбы менхак таки был повержен - грудой металлических осколков он разлетелся по асфальту.
- Беги, Файринг!, - прокричал кто-то в конце тупика, секундой ранее прогремев канализационным люком. Сандерс. И Файринг бросился бежать из последних сил, измождённый произошедшими событиями, яростной пробежкой и боем с менхаком. В темноте тупика впереди замаячил образ Сандерса, наполовину туловища показавшшегося из люка. Двадцать метров, пятнадцать, десять... Внезапно будущий спаситель изменился в лице, сочувственно взглянул на Пола и скрылся в тунелле, заодно прихлопнув люком перед самым носом у Файринга. Послышался гулкий звук задвигающегося засова - проход закрыли намертво. Пол непонимающим взглядом уставился на то место, где только что находился Сандерс.

Zhasta добавил 08-10-2008 в 18:18:54:
продолжение отрывка 4

- Прости, Файринг. Ты этого сейчас не видишь, но в пятидесяти метрах позади тебя бежит отряд комбайнов и учитывая твой состояние он будет здесь как раз в тот момент времени, когда ты должен был залезать в люк. Другими словами они схватили бы не только тебя, но и Сандерса, Смита, что был внизу и по открывшемуся тонеллю достигли бы нашего месторасположения. Мы не можем этого допустить, Файринг. Поэтому закрыли люк. Мы надеемся, что ты поймёшь, - с еле уловимой горечью в голосе снова загудел вортигонт. - Маккензи рядом, он прощается с тобой. Мы все прощаемся.
- Пока, Джек, - после услышанного Файринга хватило лишь на этот еле слышный шопот. Меж тем топот шагов приближающихся комбайнов стал слышен вполне отчётливо, а вскоре их патруль уже возвышался над полусидевшим-полулежавшим на асфальте и почти потерявшим сознание Полом. Маски-шлемы на их лицах не давали возможности разглядеть выражения лиц этих... людей? Уже нет. Им при поступлении на службу в силы Альянса промывались мозги, после чего те становились послушными марионетками. Они ничего не чувствуют, просто выполняют приказы. Как машины. Хед-крабы, комбайны... идеальная армия для захвата новых миров... и в подобных существ они хотят превратить всё население планеты.
Меж тем мутным взглядом наблюдая за тем, как комбайны вскидывают оружие, Пол вспомнил про написанную пару недель назад записку, содержание которой адресовалось женщине, которую он не смог забыть даже спутся почти 20 лет после разлуки. Клочок бумаги всё время лежал в нагрудном кармане, защищённый на случай попадания в него пулей титановой пластиной, которая заодно прикрывала и сердце. Он находился там и сейчас и имел следующее содержание:
"Привет, Энн. Или теперь Анна? Вобщем неважно... Спустя год после того как ты ушла я женился на Люси, ты может быть помнишь её, наша соседка. Видела бы ты как Джек балагурил на свадьбе - зрелище не для слабонервных. Хотя там он и встретил женщину, из-за которой простился с привычкой заглядывать под каждую юбку. По мне ничего особенного, но Маккензи что-то в ней определённо нашёл, раз прожил с ней почти пятнадцать лет. Она умерла от рака. Жаль их...
А мы с Люси были женаты всего пять лет, завели двоих детей, но это единственное, что нас связывает по сей день. Связь с ней я потерял в разгар Портальных Штормов, и с детьми тоже. А из-за кишащих вне города хед-крабов, муравьиных львов, зомби и прочей напасти отправляться их искать - чистой воды самоубийство. Лучше я тут повоюю, пользы будет больше. Хотя может я просто жалкий трус и так пытаюсь оправдаться... как считаешь, Энн?
До войны иногда встречал про тебя статьи в газетах, преимущественно в жёлтой прессе, любили тебя папарацци. Смотрел на твои фотографии и тоска новой волной накатывала на меня... Я до сих пор не могу понять, что между нами было, но первое, что приходит в голову это любовь, если так можно назвать моё острое желание постоянно ощущать тебя рядом (что встало клином в наших с Люси отношениях) и невыносимую скуку, когда тебя не было. Даже сейчас я всё ещё по тебе скучаю, Энн. Я не знаю, где ты сейчас, может тебя нет в живых, но всё равно скучаю.
Если ты читаешь это письмо, то значит меня больше нет или я всё таки решился найти тебя и вручил это письмо сам.
Пол, 17 мая 2011 года".
- Сектор шесть. Цель - повстанец. Уровень опасности минимальный. Уничтожить.
Из оружия одного из комбайнов вырвалось плазменное ядро, расщипило Пола Файринга вместе с запиской, одеждой, аммуницией, оружием и воспоминаниями на атомы, явив бесчувственным солдатам сноп нереально красивых искр, которые спустя секунду безвозвратно погасли.

Круто, весьма! Подозреваю что это еще не все)

спс, нет ещё далеко не всё =)

Отрывок 5, заключительный

Удерживая над госпожой Бруменать зонт и глядя на внушительных размеров памятник, Фрэнк силился вспомнить историю создания этого сооружения. Вернее "силился" - слово не совсем подходящее, потому что после нескольких лет в Академии Универсализма память Фрэнка стала работать в несколько другом режиме, нежели до того, как он в неё поступил. Стоило о чём-то подумать или что-то вспомнить, как нужные варианты выстраивались тут же мысленно в очередь, предлагая рассмотреть себя со всех ракурсов и выбрать самый подходящий. Сам анализ вариантов проходил чудовищно быстро - первое время Фрэнк пугался такой резвости своих собственных мыслей. Ко всему прочему по его наблюдениям процесс мышления систематизировался - если раньше мысли представляли собой эдакое "броуновское движение", - метались по черепной коробке из стороны в сторону, сталкиваясь друг с другом, под конец таки выдавая результат, то сейчас они вели себя гораздо организованней. В какой-то мере Фрэнк это сравнивал с библиотекой, обслуживающей огромное количество посетителей: прежде библиотекари носились по книгохранилищу сломя голову, таская кипы энциклопедий и томов, ежеминутно друг с другом сталкиваясь, роняя книги, путая их, ругаясь и дерясь из-за этого; а после, набравшись опыта, эти ребята, частично забыв, а частично превозмогая былые служебные обиды и конфликты, стремительно передвигались по библиотеке, выбирая меж стеллажей с книгами и неустанных коллег наиболее рациональный маршрут - теперь здесь любая оплошность грозила крупным штрафом.
"Рационализация производства в конкретно взятом мозгу", - размышлял Фрэнк, - "В моём... Чем это мне грозит лет через десять-двадцать? Официально известно, что побочные эффекты во время и после учёбы в Академии наблюдались только в первые два-три года - это объяснялось тогдашним несовершенством технологии нового вида образования. Сейчас, опять же если верить официальным источникам, никаких осложнений у студентов и выпускников нет. Их нет на самом деле или о них просто старательно умалчивают? Хотя если судить по мне, а я пока никаких побочных эффектов у себя не замечаю, то всё в порядке. Но может быть самое страшное - я могу не замечать в себе этих осложнений..."
От этих мыслей Фрэнк невольно поёжился.
- Тебе холодно, Фрэнки?
- Нет, мадам, я чувствую себя замечательно, - бодро ответил стоящий под струями дождя Фрэнк и на глазах у Агнии Брументаль проглотил ещё одну термическую таблетку. Она улыбнулась в ответ на его поступок, потом снова посерьёзнела и повернулась обратно в сторону возвышающегося монумента.
"Хорошая штука эти таблетки", - продолжал размышлять Фрэнк (так как ничего другого, кроме как держать над старушкой зонт, от него сейчас не требовалось), - "Ледяной английский ливень, а тебе пофиг. Холодные капли кажутся такими лишь доли секунды, а потом испаряются на теле и летят обратно в небо. Непередаваемое ощущение. После изобретения этих штучек прогулки под дождём обрели статус чуть ли не массового помешательства - как только небо начинало хмуриться, на улицы вываливали толпы народа в предвкушении необычного ощущения - когда капли барабанят по лицу, не вызывая желания опрометью мчаться до ближайшего укрытия, скорее даже наоборот. Кто-то видел в этом единение с природой (с тем, что от неё осталось), кто-то эмоциональную разгрузку, а кто-то просто наслаждался. Ходили слухи, что такого вида терапией больных небезуспешно лечили от наркомании... неужели настолько сильно это чувство? не знаю, не пробовал наркоту."
Фрэнк взглянул на Агнию Брументаль. Она была из тех, чьи молодые годы пришлись на военное и послевоенное время. А эти люди помнили прогулки под дождём, когда этих "колёс" и в помине не было, - зонтиком, в водонепроницаемой обуви и с кавалером под ручку. Как почти все люди её возраста она страдала подобной ностальгией и обладала острой неприязнью к этим препаратам - воспоминания о "чистейшей воде из личных запасов Уоллеса Брина" были у этих людей слишком сильны, потому чт эта вода чуть был не лишила их тогда каких-либо воспоминаний вообще. Люди, жившие в городах под надзором Альянса, под действием этого препарата забывали не только то, как они попадали в эти города (к примеру - в восточно-европейских городах можно было запросто встретить латиноса, афроамериканца или азиата), но и даже свою ненависть к оккупировавшему Землю Альянсу. Вдобавок так называемое "поле подавления" сводило на нет все попытки завести детей - зародыш погибал в материнской утробе на ранних стадиях развития.
И не смотря на всё это Фрэнку не было жаль Агнию Брументаль, женщину, судя по всяческой официальной информации, слухам и просто разговорам, пережившую в военное время всё это. В конце концов официальная информация тоже может быть недостоверной.
"Кто-то из древних говорил: историю пишет победитель. А учитывая влияние "BrumCorp" в послевоенное время вполне можно предположить, что биографию старушки немного подправили в более благожелательную сторону. Как бы то ни было за свои грешки она скоро ответит, и за нынешние, и за прошлые, если таковые были. За Патрика и за всех остальных..."
Фрэнку показалось, что мадам Брументаль тихонько всхлипнула. Она стояла к нему спиной и, не считая вопроса о том, замёрз ли Фрэнк или нет, уже полчаса смотрела на трёхметровой высоты плиту из мрамора. Аккуратным небольшим шрифтом на ней в три ряда были выбиты имена и фамилии людей, погибших во время Семичасовой Войны и после в течение недолгого, но весьма продуктивного (было уничтожено 90% людского рода) ига Альянса. Такая плита здесь была не одна - великое их множество кругом в диаметр 1,2 километра окружало монумент 3-километровой высоты. А имён на плитах - несколько миллионов.
"Но она кажется пришла сюда ради кого-то одного. Не отрываясь смотрит в одну и ту же точку уже полчаса", - подумал Фрэнк и поднял голову вверх. И тут же вспомнил историю создания этого монумента: во время работ в Лондоне по установке фундамента для новых домов взамен разрушенных в войне строители случайно наткнулись на бункер, предположительно созданный в прошлом веке в разгар Холодной войны. Далее было установлено, что это было ни что иное, как главное месторасположение лондонского Сопротивления, где были найдены личные дела на всех его участников - кто как отличился, в каком подразделении состоял, как погиб. Бункер производил впячетление никогда не подвергавшемуся нападению, но и никаких человеческих останков или данных об исходе отсюда найдёно не было, как будто люди просто исчезли. В итоге имена всех погибших по данным личных дел выбили на мемориальных досках, а остальных зачислили в пропавших без вести, в том числе и командира - Джона Маккензи. При детальном осмотре бункера был найден рисунок, предположительно нарисованный одним из повстанцев - никакой подписи на нём не было. На рисунке посреди города была изображена лондонская Цитадель, дымящаяся и рухнувшая набок, в правом углу жизнерадостно светило солнце, а на переднем плане изумрудно зеленела сочная трава, отдавая на росинках солнечными бликами. Внизу красивым аккуратным подчерком было написано: "Мир без цитадели".
Рисунок неизвестного автора получил огласку и вскоре, как символ победы над Альянсом, стал использоваться повсеместно - вплоть до изображений на одежде на манер команданте Че Гивары. А спустя какое-то время властьдержащим пришла в голову идея соорудить по мотивам рисунка монумент - в память погибшим. Похожесть памятника и рисунка была феноменальной, чем вызывала у находящихся рядом (насколько применимо слово "рядом" возле 3-километровой штуковины) благоговейный трепет, - скульпторы и архитекторы потрудились на славу и честно заработали общественные превилегии. А сейчас это огромное строение большей своей частью скрывалось где-то в низких дождевых тучах, тем не менее всё равно оставляло на Фрэнке неизгладимое впячетление.
Указательный палец мадам Брументаль внезапно вынырнул из-под зонта под проливной ливень и коснулся мраморной плиты. Коснулся конкретного имени, Фрэнк всем своим естеством хотел уловить какого. И уловил.
Пол Ф. Файринг, 1965-2011 гг.
Агния Брументаль снова всхлипнула, затем ещё раз. Потом успокоилась и ещё долго потом просто смотрела на имя, выбитое на плите.
А Фрэнк, заметив поплакивания старушки, почувствовал в себе ещё больший прилив положительных эмоций. Ещё бы, старая ненавистная карга ревёт как корова, что уж тут тут плохого. А потом внезапно понял, что так хорошо в жизни он себя ещё никогда не чувствовал, стал разбираться и определил для себя несколько факторов, благодаря которым он ощущал себя сейчас чуть ли не на седьмом небе:
1. он был в этом месте в первый раз;
2. перед ним возвышалось, пусть и не во всём своём величии, грандиозное сооружение;
3. потрясающий эффект от дождя и термических таблеток;
4. слабая радость от того, что ему, в отличие от всех этих людей, чьи имена выгривированы на плитах, не посчастливилось пережить ужасы войны и последующих репрессий со стороны Альянса;
5. сладостное предвкушение скорой расправы над старушкой и её теперешний раскисший вид.
Фрэнк подставил лицо низвергающимся каплям неугомонного ливня и широко улыбнулся хмурым небесам. Сейчас, в эту самую секунду, стоя под проливным дождём и держа одной рукой над хозяйкой старомодный зонт, он был безмерно счастлив.

очень хорошо! Оригинально и не напрягает. Имеет отношение к HL, но отдельная история. Хорошо рассказанная история.
Спасибо!

потрясен. книгу. книгу нужно тебе писать. серьзно говорю, обдуманно. потому что, это выдялется из общей массы творений на огромную высоту.
сначала начал читать отвлеченно, потом свыкся, понравилось, въелось и въелся сам в факт того, что написано отлично, читается отлично и постановка событий - разнопланова, дико интересует впоследствии. а затем как гром среди ясного неба - связь с миром half-life. и снова все перечисленное раньше. нет, кроме первой части об отвлеченности чтения.

большой предпосыл есть у вас (или у тебя, не важно как обращаться) к письменному творчеству.
я дерзать желаю!

ибо.

сильно!

То spasitel2: спасибо)

То Raveseven: немерено приятные слова =)

Часть 2. "Весёлый Роджер"

Отрывок 1

- Слушай, а откуда в Шотландии чернокожий мальчишка?
- Почём мне знать?
- Настырный... может припугнуть?
- Да пугали уже. Забыл чтоли? Чем больше пугаем, тем он настырней. Они негры все такие чтоли? Или только когда маленькие? Или этот уникум? Свирепый шотландский горец, которого младенцем за побег из кроватки засунули в духовку, - усмехнулся Боб Салливан, направляя подводную машину ещё чуть ближе к берегу.
- Свирепый... в самую точку. Видел бы ты сейчас его физиономию. Зубы оскалены, глаза дикие... Маленький демон, - проговорил напарник Боба Стивен Маккормик, глядя в перископ. - Чёрт... кажется заметил. Уходим!
Услыхав нервную (а маленький бесёнок не первый раз действовал им на нервы) команду товарища, Салливан тут же принялся колдовать над пультом управления и субмарина неспешно опустилась глубже, скрыв голову-перископ под тихой гладью воды озера Лох-Несс. Напарники затаили дыхание - парнишка никогда не заставлял себя долго ждать.
Спустя минуту тишину (насколько можно назвать тишиной постоянные звуки, витающие в помешении подлодки) нарушил гулкий удар откуда-то сверху - субмарину немного зашатало.
- Началось..., - прошептал Маккормик.
- И откуда у него взрывчатка? Ненормальный ребёнок... я в его возрасте... девчонок дёргал за косички, в футбол гонял... ну да, спичечной серой баловались, взрывали лягушек, но не бомбили же людей!
- Ты забыл сказать, что эти люди, т.е. мы, сидят в штуке, претендующей на похожесть с Лох-Несским чудовищем. А теперь поразмысли - ты бы стал в детстве единолично охотиться на Лох-Несское чудовище?! Да хотя бы на медведя... или кабана?! Да ты бы в штаны наложил, едва его увидев, а этот чертёнок...
- Да я ж говорю - ненормальный!, - чуть ли не прокричал Салливан и тут же над головой опять гулко шарахнуло. Судя по более длительной вибрации подлодки - шарахнуло ещё ближе. - Два, - перешёл на шёпот Боб.
- Что самое забавное, - негромко продолжил разговор Маккормик. - Мы и сделать то ничего не можем, кроме как сидеть и ждать, пока он не угомонится. Может отплыть куда-нибудь в сторону, вылезти на берег да и задушить его, а?!
- Он же ребёнок ещё, ты в своём уме?
- Да я понимаю, что ребёнок! Понимаю! А что ты предлагаешь? Подплыть поближе и вежливо объяснить ему, что он мешает нам работать? У меня всё это уже вот тут сидит, - Маккормик повёл рукой у горла. - Что ни неделя, так встречаем его... как будто караулит нас.
Бум!
На этот раз ударило где-то совсем близко, отчего вся субмарина заходила ходуном. Не успевшие ни за что схватиться, напарники разом получили несколько ушибов и ссадин.
- Три, - вдохнул Маккормик, когда тряска прекратилась. - Обычно после третьей попытки он успокаивается... Подождём минут двадцать, а потом всплывём и посмотрим что к чему. По графику нам здесь ведь торчать всё равно... Отойдём от графика - босс башку оторвёт.
- Да уж..., - только и смог добавить Боб Салливан. Свежеполученные болячки нестерпимо ныли, каждым ударом сердечной мышцы с новой силой давая о себе знать.
Как они и предполагали, после третьего раза мальчишка по обыкновению перестал их тревожить и о последнем взрыве напоминали только еле заметное мерцание освещения подлодки, - похоже ударной волной повредило ламповые светильники, - и затихающий в ушах гул. Могло статься, что гул в ушах и болячки не были единственными последствиями подводной атаки и Боб направился к приборной доске - проверить соответствие показателей норме. Критичных отклонений не наблюдалось, разве что чуть барахлил радар, и они оба перевели дух. Тем временем последняя фраза напарника о боссе не давала Салливану покоя и подобно корням верблюжьей колючки всё больше разрасталась в его голове, в конце концов приобретя заурядную словесную форму:
- А босс умный всё таки мужик...
- Всмысле?
- Ну... это же надо до такого додуматься - ради привлечения туристов использовать подлодку в форме Лох-Несского чудовища. Говорят для этого даже дизайнера какого-то приглашали из Голливуда.
- Угу, и кормит теперь этот дизайнер где-нибудь на дне рыбёшек. Бен Джазмен не любит лишних свидетелей. Сдаётся мне - он и с нами расправится, когда в нас отпадёт надобность. Подложит с помощью прихвостней в эту Несси без нашеговедома бомбу с часовым механизмом и БАХ! Будут нас потом собирать по всей старушке Шотландии! Хотя кто нас будет собирать? Никто и не узнает...
- Нет ему резона такой силы взрывчатку использовать - представь, что на берег вдруг плюхнется наш перископ в форме головы Несси? Если и взбредёт ему с нами разобраться, то он это сделает как можно тише и осторожней.
- Да какая разница?! Валить надо, Боб! Зря мы в это ввязались.
- И давно ты об этом думаешь?
- Порядком... Аполучше узнав Джазмена понял, что просто так нам с этой работёнки не уйти.
- Да уж..., - снова выдохнул Боб, отводя взгляд в сторону. - Есть план какой-нибудь?
- Есть. Позже об этом. Пока мы Джазмену нужны ничего нам не грозит, так что давай поработаем сейчас, а завтра за кружкой пива в баре всё обсудим.
Салливан кивнул в ответ и они на некоторое время погрузились каждый в свои мысли. По истечении двадцати минут с момента последнего взрыва они вновь принялись за работу и субмарина стала неспешно подыматься с глубины. Маккормик вновь прильнул к окулярам перископа.
И едва подлодка достигла поверхности воды, как сверху что-то гулко прогромыхало - будто кто-то шарахнул здоровенным булыжником.
- Это ещё что?, - пробурчал Салливан.
Маккормик мигом развернул голову-перископ на 180 градусов - таким образом взору открывалась наибольшая часть верхней части субмарины. Как и всю подлодку (кроме самого низа), верхнюю часть прикрывал материал, мастерски имитирующий кожу рептилии, в зависимости от расположения цветами варьирующийся от тёмно-синего до грязно-серого, - работа того самого голливудского дизайнера. Выглядело это всё весьма натурально. Даже глаза этой псевдоисторической фальсификации размером с половину карьерного самосвала имели свойство периодически моргать - это регулировалось двумя рычажками за окулярами перископа.
Но сейчас половину обзора закрывала скалящаяся физиономия чернокожего пацанёнка, чего Маккормик увидеть никак не ожидал. С непередаваемым любопытством он разглядывал стеклянные зыркала псевдонесси, посекундно проверяя их на прочность ударами маленьких спрятанных в варежки кулачков. Удары отдавались гулкими приглушёнными металлическими звуками.
"Как он, чёрт его побери, сюда забрался?! Почему не заметил радар?!", - промелкнуло у Маккормика в голове. Спутся секунду первый вопрос потерял всякую актуальность - физиономия мальчишки теперь маячила в левой части обзора перископа, явив взгляду подводника резиновую моторную лодку. К субмарине она была пришвартована верёвкой - пока мальчишка вновь не загородил правую сторону обзора, он успел разглядеть конутры морског узла, которым верёвка крепилась к одному из стальных колец (всего таких колец было восемь - по 4 с каждой стороны), что находились на спине у стального чудовища. Кольца были идентичны, толщиной в 7-8, а диаметром в 20 сантиметров, и были с виду намертво вмонтированы в корпус - само это крепление неьзя было рассмотреть из-заплотного слоя имитирующего кожу материала, покрывающего лодку. Боб и Стивен предполагали, что кольца были необходимы для транспортировки судна на берег: для ремонта и демонтажа отдельных частей, но напрямую спросить у Джазмена или у кого-то из его людей не решались, дабы лишний раз не показываться криминальному воротиле на глаза. Вобщем то это было и не их дело - кольца работать никак не мешали, разве что приходилось пару раз о них спотыкаться.
Видя изменившегося в лице напарника, Боб Салливан тут же дал о себе знать:
- Ну что там?!
- Че...
- Что?
- Там этот негр...
- Что ты мелешь? Какой ещё негр?, - чувствуя неладное Бобб оттолкнул ошарашенного Маккормика от перископа и тут же своими глазами удостоверился, что малолетний подрывник никак не хотел оставлять их в покое. Хватаясь за перископ, он случайно нажал на рычажки управления веками монстра и они неестествеено моргнули - сначала правый глаз, потом левый. Негритёнок в обзоре перископа перестал колотить несчастную железяку и озадаченно уставился в только что моргавшие глаза - выражение его детского лица изменилось на удивлённое и немного испуганое.
- Испугался... кажется, - с некоторым злорадством бросил Боб.
- Испугался? А что ты сделал? Вот на эти рычажки не нажимал?
- Кажется... да, наверно, нажал.
- Ага... посмотрим, как он сейчас попляшет, - Маккормик выхватил у Салливана перископ, правой рукой нашарил какую-то кнопку, надавил на неё и держал так палец около пяти секунд. Всё то время, пока палец был на кнопке, оба они слышали отдалённый неприрывный гул.
- Это ещё что?, - проговорил Салливан.
- Это..., - Маккормик начал голосом индейца, только что снявшего скальп с головы Христофора Колумба. - Черномазый наверху услышал грозный рык нашей Несси. Я сам чуть не обделался, когда в перый раз это услышал, а этот подавно в штаны наложил. Ты бы видел... у него чуть глаза из орбит не выскочили. Если он там со страху не помер, - продолжал Маккормик, всё так же поглядывая в перископ: ошарашенного мальчишки в нём пока наблюдалось, а резиновая лодка всё так же еле видно покачивалась на воде. - То когда очухается - будет драпать отюда навсех парах.
Молчание длилось около 10 секунд. Всё это время Маккормик, глядя в перископ, ждал когда мальчишка запрыгнет в лодку и умчится восвояси, а Салливан нетерпеливо всматривался в лицо напарника, но тот по обыкновению лишь немного прищуривался. Почёсывая 4-дневную щетину, Боб думал, что всё таки неплохо было бы разобраться смальчишкой прямо сейчас, пока тот ошарашен, - спуститься на субмарине на достаточную глубину. это поставило бы его перед очевидным выбором - броситься к моторной лодке и уплыть или оставаться и утонуть. В любом случае удалось бы от него избавиться. Хотя бы на время. Но в тот же миг Салливан отогнал от себя эту мысль, энергично тряхнув головой.

Zhasta добавил 28-10-2008 в 23:06:48:
"В конце концов он всего лишь ребёнок, пусть и с отклонениям. У него впереди ещё целая жизнь и дай бог он ещё сможет вылечиться. Кто я такой, чтобы решать за него, пускай он и приносит нам столько неприятностей", - подумал он в тот момент, ещё не догадываясь, что это решение спутся несколько секунд вкорне изменит его и без того беспокойную в последнее время жизнь.
- А может..., - начал было Маккормик, всем своим видом показывая, что он тоже подумал о том, чтобы утопить мальчишку. Встретившись взглядом с Салливаном, он тут же умолк, - было видно, что тому в голову тоже пришла в голову подобная мысль, но он от неё отказался.
- Нет, - покачал головой Боб, развеивая у Маккормика все оставшиеся сомнения по этому поводу. Джазменом он был назначен старшим, а значит решал он.
- Нет так нет, - ответил Стив и снова прильнул к перископу. И первое, что он увидел, снова оказалась дьявольская улыбка чернокожего мальца - испуга на его лице как и не бывало. Глаза сверкали из темноты нахлобученного на голову капюшона, а рука сжимала...
- Чёрт! У него бомба!
Тряся перед глазами у монстра связкой динамитных шашек с прикреплённым к ней циферблатом часов, мальчишка, казалось, чего-то ждал. Наблюдая в окулярах эту картину, Маккормик ощутил накатываемый на него ужас - несмотря на тряску он заметил, что таймер на бомбе отсчитывает секунда за секундой приближающуюся погибель.
Тридцать.
Двадцать девять...
Паника охватила Маккормика лишь на какое-то мгновнение (сказала своё веское слово служба в Военно-Морских Силах Великобритании), - всё последующее время его мозг работал с устрашающей быстротой: схватив со стены фотографию жены и ребёнка, он сунул её в карман; взглянул на Салливана (тот мигом понял всю критичность ситуации и лишних вопросов не задавал) и кинулся вслед за напарником в проём двери, разделяющей капитанскую рубку, где доселе находились оба персонажа, и центральный отсек подлодки, имеющий люк с выходом наружу. Вдвоём они, крутя вентиль-задвижку, плотно закрыли за собой дверь, бросились в последний задний отсек субмарины, который однвременно служил им комнатой для отдыха, кухней и столовой, и так же как можно плотнее закрыли дверь. В этот самый момент прогремел взрыв.
Неподвижными остались лишь привинченные к полу кровати, стол, стальной шкаф и пара стульев. Всё остальное: кухонную утварь, подушки, книги, обувь, одежду и обоих подводников с ужасной силой подбросило в сторону двери и вверх. Свет мгновенно погас. Падая на пол, Салливан уже размышлял о том, как поведать о случившемся Бену Джазмену. С чего начать и какие слова использовать, чтобы тот не прострелил ему голову в первую же секунду. По всякому выходило, что лучше не говорить об этом вообще.
Исчезнуть.
Испариться.
Забрать из Глазго семью и умчаться в Латинскую Америку, пока хваткие лапы мафиози не успели до них добраться.
"Джазмен платил хорошо, поэтому где-нибудь на Кубе будем жить безбедно лет пять, а там поглядим", - размышлял в полёте Боб, - "Хотя нет, лучше будет не привлекать внимания и особо не шиковать - купим на побережье домишко и будем тихонько жить. Макормику сложней - кроме жены и дочери у него ещё мать с отцом, надо будет их куда-нибудь пря...", - и он с грохотом, которого во всеобщем хаосе всё равно не было слышно, рухнул на пол. Спустя миг, при падении затылком стукаясь о дверной вентиль, на пол приземлился Маккормик и завыл:
- Ааааааааоооооооооууумммм..., - Стиву показалось, что хруст ломающейся ключицы огласил всю кают-компанию, но на самом деле был слышен только ему.
Разбросанные тут и там вещи стали потихоньку съезжать в одну сторону - к двери. Похоже через пробоину от взрыва в капитанскую рубку хлынула вода и подлодка начинала крениться.
- Стив, вставай!, - крикнул вскочивший Салливан копошашемуся на полу Маккормику и принялся в темноте ощупывать стену - на ней должно было висеть два спасательных жилета.
- Я себе... сломал что-то... рук-к-к-ку..., - простонал в ответ напарник, пытаясь встать.
Боб, которого серьёзные травмы обошли стороной, нашёл жилеты, надел один на себя и на ощупь кое-как напялил на Маккормика второй. Салливан достал из нижнего ящика шкафа фонарь и осветил отсек - как он и ожидал, кругом творился абсолютный бедлам, разве что мебель всё так же находилась на своих местах. У двери тихонько постанывал Маккормик, держась за правое плечо. Из затылка у него сочилась кровь. Боб машинально осветил то место на стене, где раньше висела аптечка, но её и след простыл: бинты, жгуты и медикаменты оказались разбросаны по всей кают-компании и искать их в требующей спешки ситуации представилось Салливану глупой затеей. Сняв с валяющейся у ног подушки наволочку и порвав её на лоскуты, он поспешно принялся обматывать напарнику голову импровизированным бинтом - может быть это хоть как-то защитило бы от микробов в воде сочащуюся рану Маккормика, как ни крути до берега нужно было как-нибудь добраться. Закончив с повязкой и понимая временную беспомощность напарника, Салливан принялся в одиночку откручивать стальной вентиль.
Отворив дверь, он осторожно ступил на пол центрального отсека. Под ногой тихонько хлюпнуло. Боб посветил на дверь, за которой находилось то, что осталось от капитанской рубки - из щелей медленно струилась вода. Похоже взрывной волной повредило дверь. Стекло иллюминатора потрескалось и грозило скоро совсем расколоться под давлением.
- Стив! Вставай!
Маккормик с трудом поднялся и проковылял в центральный отсек. Салливан быстро забрался по лестнице, осторожно открыл люк, ведущий наружу и внутрь центрального отсека субмарины один за другим стали прокрадываться лучики утренного света - в фонаре отпала всякая надобность. Боб выключил и поставил его на корпус подлодки и на полтуловища высунулся из люка, оглядевшись вокруг. В глаза сразу бросилась развороченная часть субмарины, где минут десять назад находился перископ и капитанская рубка. На воде в радиусе десяти метров плавали корочка бортового журнала, какие-то бумаги и пластмассовые предметы, в которых теперь отпала всякая надобность. Пацанёнка и след простыл.
"А может разорвало к чертям собачьим", - подумал он, но тут же заметил мчащуюся в тумане к берегу резиновую моторную лодку, которой мастерски управляла причина всех свалившихся на подводников в последние полчаса бед.
Нырнув обратно, Салливан помог раненому Маккормику выбраться наверх.
- Я тут подумал, Стив, не стоит ничего говорить Джазмену, - начал Боб, когда они оба выбрались наружу. В ответ тот лишь кивнул. - Спрячемся, отсидимся где-нибудь. Пойти ему и обо всём рассказать - он нас обоих там же пристрелит. Только спрятаться - по другому никак. Договорились?
В ответ снова кивок.
- Ну и отлично, Стив. А теперь поплыли, - и они оба погрузились в холодную воду озера.
Правой рукой придерживая теряющего чувства напарника, Салливан левой начал грести к берегу - до него было примерно метров 50-60. Ледяная вода немного привела раненого в чувства и тот тоже стал понемногу грести - так на одном дыхании они преодолели половину пути. Продолжая плыть, Боб вдруг почувствовал под водой какое-то движение и поначалу подумал, что от холода ему потихоньку начинает сводить ноги, но всё оказалось гораздо серьёзней.
Где-то позади громко забурлила вода и Боб, испугавшись, машинально выпустил Маккормика, которого он держал правой рукой и по инерции проплыл несколько метров в сторону берега.
- Стив...
Громадное нечто длиной около трёх метров, напоминающее тюленью ласту, стало подыматься из воды, угрожающе нависая над непонимающим, почему его бросили, Маккормиком. Тот, глядя на застывшего Салливана, всё ещё не осознавал, что происходит, хотя сам Салливан этого тоже не понимал и лишь продолжал пялиться на возвышающуюся за спиной напарника громадину. Откуда-то из глубин памяти неожиданно всплыли обрывки сюжета прочитанной давно в детстве книги "20 тысяч лье под водой", где субмарину Капитана Немо мореплаватели принимали за неведомое подводное животное. Перед тем как нечто с грохотом обрушилось, создавая фонтан водяных брызг, на так ничего и не сообразившего Маккормика, насвегда скрыв его в пучине озера Лох-Несс, Салливан сквозь холод и ужас успел немного удивиться тому факту, что за два года работы на этой подлодке ему ни разу не пришла в голову эта мысль.
Увлекая за собой то, что осталось от Стивена Маккормика, нечто скрылось под водой, а Салливану оставалось лишь ошалело смотреть на взволнованные движением клубья утреннего тумана, впитывающего в себя пар изо рта, стайку пузырьков и затухающие круги на воде. И окровавленную повязку. Всё что осталось от его напарника.
Внезапно под водой ему снова почудилось какое-то движение и оцепенение мигом испарилось - Боб развернулся и изо всех сил снова начал грести к берегу. Пока он плыл, воображение рисовало всё тоже громадное нечто, теперь уже возвышающееся над ним. Оно всё поднималось и поднималось из воды, грозя прикончить убийственным шлепком. От этого наваждения, да и то частично, Салливану удалось избавиться лишь после того, как он таки достиг берега.
Глубокий вдох. Выдох. Опасность позади.
Отойдя на всякий случай подальше от берега, Боб присел на землю, не обращая внимания на промокшую до нитки одежду. Сердце бешено колотилось, а мозг пока ещё не хотел признавать очевидных фактов - он потерял работу, хорошего друга и чуть было не потерял жизнь. Дважды.
И ещё он видел Лох-Несское чудовище. Вернее какую-то его часть. Наверное лапу. Или хвост.
Всё это никак не укладывалось в его голове.
Откуда-то послышались людские голоса и Боб машинально вскочил, огляделся и заметил вдалеке какое-то движение. Ни секунды не медля он тут же бросился без оглядки бежать в противоположную сторону.

это ктонибудь читает?

Часть 2. "Весёлый Роджер"

Отрывок 2

Тем пасмурным холодным октябрьским утром 1983 года он перестал верить в Санта-Клауса. Не то, чтобы он и раньше в него очень верил - Санта оставлял его без подарков на рождество последние лет пять, но в тот день от слабой веры в сказочного бородача не осталось и следа.
Вслед за Сантой в тартарары отправились мифы о снежных людях и леприконах. О вампирах и оборотнях. О злобных троллях и доисторических монстрах. В тот самый момент, когда после схватки с чудовищем на берегу озера Лох-Несс он обнаружил его дымящуюся голову, с торчащими из неё проводами, вывалившимся стеклянным глазом, за которым угадывалась некая оптическая конструкция, и оплавленным металлом у основания, ему в голову снова пришла эта мысль: "Миром на самом деле управляют механические роботы!", ставшая впоследствии навязчивой идеей всей его последующей жизни. И даже спустя много лет, после того как он впервые увидит облетевшую мир видеозапись, на которой страйдеры Альянса уничтожают главное здание ООН в Нью-Йорке, первыми его словами будет:
- Я так и знал...
Его имя - Роджер Блежински. По прозвищу Весёлый Роджер, которое он приобрёл за недолгие девять лет жизни благодаря своему буйному нраву и несходящей злорадной улыбке на лице, тем самым вызывая у окружающих отчётливые флибустьерские ассоциации.
- Ему наверно на голову что-то тяжёлое упало, когда он смеялся, - эта извечная дразнилка повсеместно преследовала Роджера всё его детство, независимо от того, жил ли он в сиротском доме или попадал под крышу дома очередных приёмных родителей, коих за всю его жизнь на данный момент насчитывалось пять пар (никто из них, кроме последних, не мог терпеть все те выходки, что учинял мальчик, и Роджер раз за разом возвращался обратно в приют). И каждый раз месть за подобные оскорбления, будучи не всегда изящной, но весьма эффективной, не заставляла себя ждать, - мальчик никогда не прощал обиды.
Ко всему прочему он был ещё и чернокожим.
- У вас, чёрных, есть душа, - говорил Роджеру подслеповатый престарелый уборщик приюта. Так как старик- уборщик был человеком мягко говоря немногословным, то и слова эти были единствеными, что Роджер от него слышал, а стало быть говорил он их неспроста. Но мальчик никогда не понимал значения этих слов, а когда вырос, они стёрлись у него из памяти и понимать стало нечего, и есть ли у него душа или нет - не задумывался, а просто с головой окунался по мере возможности в окружающую действительность, повсеместно являясь участником всевозможных конфликтов - природный свирепый нрав давал о себе знать каждый раз, когда кто-либо намерено или случайно причинял чернокожему мальчику неудобства.
Один из прикормленных персоналом приюта бродячих псов по прозвищу Юки весь свой последующий собачий век доживал с откушенным ухом после того, как посмел зарычать на двухлетнего Роджера, когда тот изучал содержимое собачьей миски.
Соседка пятилетнего Роджера, которая была старше его на четыре месяца, выходя из подъезда своего дома в городе Глазго, стала невольной наблюдательницей бесцеремонной казни своего любимого хомячка (который двумя днями ранее куда-то пропал, как оказалось - был коварно пойман с помощью приманки из пшеничных зёрен) через взрывание, так как неделю назад без предупреждения и всякой причины (хотя у самый Эммы она наверняка имелась) швырнула в лицо Роджеру комок сухого песка, тем самым неадекватно отреагировав на обыкновенную попытку со стороны мальчика сдружиться, сопровождаемую незатейливым "Привет!"
Почувствовав запах гари, с плохим предчувствием осторожно открыв дверь своего кабинета и обнаружив за ней огромный костёр, состоящий из многочисленных грамот, медалей и кубков за победы, участие и призёрство в различных футбольных соревнованиях, являвшихся немыми свидетелями его детских и юношеских спортивных достижений, глава сиротского приюта Тайгер Буст во впячетляющей воображение стоящих рядом ошеломлённых служащих (коими преимущественно были женщины) матерной форме выразил своё искреннее сожаление насчёт того, что вчера прелюдно назвал семилетнего Роджера "безмозглым черножопым клоуном".
Всего подобных случаев разной степени тяжести ангел-хранитель (или другая возможно существующая сверхестественная персона, его заменяющая) Роджера насчитывал около одной тысячи четыреста двух, что говорило о мальчике, как о весьма непростом ребёнке с довольно неординарными увлечениями и наклонностями преуспевающего в будущем террориста - держать в постоянном страхе окружающих было его несомненным талантом.
Врождённый свирепый нрав, как визитная карточка Весёлого Роджера, польская фамилия, доставшаяся от последних приёмных родителей, и чёрный цвет его кожи, автоматически настраивающий белокожих шотландцев минимум на настороженность, максимум на несдерживающуюся ненависть по отношению к мальчику, были ещё не полной гаммой цветов в его незаурядном психологическом портрете. Вдовесок ко этому мальчик обладал необъяснимой тягой ко всему, что касалось взрывчатых веществ.
Сначала это были хлопушки, затем петарды, а спустя какое-то время в ход пошла настоящая взрывчатка вплоть до добытых у бывшего старого шахтёра, жившего по соседству с третьей по счёту семейной парой, приютившей у себя Роджера, нескольких динамитных шашек, которые старик, будучи больным клептоманией, прихватил при увольнении со своей прошлой работы. Клептомания не была единственным умственым недугом старца - факт пропажи динамита оказался забытым благодаря стремительно развивающемуся склерозу. Немного поразмыслив, Роджер решил спрятать вновь приобретённое смертоносное сокровище для наиболее подходящего случая, довольствуясь пока сподручно собранными бомбочками, а точнее - результатами их детонирования. Разлетающиеся в стороны останки взрываемого предмета, будь то кукольный домик, садовый гном, собачьи фекалии, муравейник или любимый домашний питомец очередного неугодившего Роджеру субъекта, образующиеся при этом огненные всполохи и характерный для вида используемой взрывчатки звук, привлекающий внимание и настораживающий поневоле оказавшихся поблизости граждан, в сумме имели для Роджера загадочно-магическую привлекательность, понятную только ему. Окажись по воле случая мальчик главой одной из ведущих мировых держав, он без особых размышлений ткнул бы в пресловутую красную кнопку только ради того, чтобы воочию наблюдать огромный разрастающийся и потрясающий сознание атомный гриб, не обращая внимания на отрывающиеся от тела под действием ударной волны куски плоти и изумлёнными детскими глазами воззрившись на душегубную красоту вплоть до полного исчезновения сознания как такового.
КАБУУУМ!!1
И в расход идёт одна из канареек аптекарши Сары Брунхольд, провинившаяся тем, что наотрез отказывалась продавать Роджеру нитроглицерин. Угроза расправы над удерживаемой в заложниках второй декоративной птичкой была очевидна и Сара не могла не выполнить требования чернокожего дьяволёнка, по детской прихоти и из-за отчаянного безучастия четвёртой семейной пары приёмных родителей прогуливающего уроки грамматики.
"Жизнь вашей канорейки в ваших руках, мисис Брунголт. Зафтра утром аставьте в мусарнам баке двацать пачек нитраглицырина и увидите птичку совершенна живой. Не говорити ништо мистиру Брунголту, ато сразу можите с ней попрощаца. Ваш Роджир.
Пака.", - записку такого содержания несчастная женщина обнаружила под дверью аптеки, когда однажды утром пришла на работу. Через несколько дней после этого мальчик по совокупности содеянного был отправлен обратно в приют, откуда почти сразу после пылающего инцидента в кабинете приютского директора его забрала очередная пара приёмных родителей, у которых Роджер обитал вплоть до совершеннолетия.
В отличие от предыдущих несостоявшихся отцов и матерей, которые всеми силами старались направить мальчика по пути благоразумного, законопослушного и образованного юного гражданина, эти предоставили Роджера самому себе. Он мог не посещать занятия в школе, часами пропадать вне родительского дома и терроризировать близживущих соседей с полной уверенностью, что ему ничего за это не будет. Впервые Роджер по-настоящему почувствовал вкус свободы и жизнь окружающих на какое-то время превратилась в кошмар вплоть до момента, когда ему самому всё это не надоело - слишком уж всё было просто. Никто не называл его "черножопым клоуном", не ябедничал на выходки в правоохранительные органы и не пытался хоть как-то противостоять - как будто все вокруг покорно смирились с тем фактом, что Роджер будет поныне неотъемлемой частью их существования и ничего с этим не поделать. И он в конце концов оставил их в покое, ограничившись пиротехническими опытами и экспериментами на заднем дворе.

Zhasta добавил 13-11-2008 в 20:07:48:
Тем более, что его внимание стало привлекать нечто другое. Ему стало казаться, что за ним следят. Только спустя год после проживания в доме новых родителей он заметил видеокамеры, которые находились в одном из верхних углов каждой из комнат, - раньше странным образом они не попадаись ему на глаза. Роджеру чудилось, будто камеры постоянно следят за ним и его новыми предками, хотя те утверждали, что это система наблюдения предназначена для защиы от грабителей, пытаясь развеять его сомнения. Но безуспешно.
Будучи настороженным, мальчик стал замечать ещё более странные вещи: те игрушечные солдатики, распологавшиеся на полках в его комнате и которым посчастливилось пока не учавствовать в экспериментах Роджера, иногда вращали своими маленькими глазёнками, обследуя окружающее пространство, но стоило к ним приблизиться, как всякое движение тут же прекращалось; из земли цветочных горшков в столовой и прихожей периодически появлялись какие-то штуковины, смахивающие на миниатюрные перископы, которые, спрятавшись за цветочной листвой, как и солдатики рассматривали происходящее вокруг, однажды Роджер раскопал одну такую и показал родителям, но те лишь посетовали на его богатую фантазию.
- Роджер..., - говорила его пятая мама Елена Блежински. - Где ты это нашёл, мой маленький выдумщик? Вот подумай - кому может понадобиться за нами следить?, - и на лице её повисла любящая материнская улыбка, едва не заставившая Роджера забыть о его напасти раз и навсегда.
Что ни говори, а он привязался к этим людям. Они разрешали ему делать всё, что вздумается, никогда ни за что не ругали и покупали всё, что он захочет - вплоть до ингридиентов для его пиротехники. Эти приёмные родители были для него лучшими (а ему было с чем сравнивать) и он по-своему был за это им благодарен - со временем эксперименты стали проводиться не на заднем дворе, а на городском пустыре, где ему казалось, что он никому не мешает, правда местные бродячие псы и другая живность были по этому поводу иного мнения.
- Но мама!, - чуть ли не кричал восьмилетний Роджер, называя так Елену Блежински в первый и последний раз. - Разве ты не понимаешь? Я ничего не придумал! Это всё на самом деле! Они следят за нами!, - но на лице приёмной матери всё так же блуждала та твердолобая улыбка, символизируя полнейшее непонимание.
Оставив на этом попытки что-либо объяснить, мальчик решил разобраться с проблемой самостоятельно. Но заместо известным способом уничтожаемых солдатиков и "перископов" каждый раз появлялись новые, продолжая за Роджером свою непонятную слежку. В конце концов понимая, что этому противостоянию, несмотря на дьявольское усердие, не видно завершения, мальчик решил действовать по другому.
В один прекрасный день, когда родители отправились на своим делам, Роджер начал систематическое уничтожение в доме всех камер видеонаблюдения до единой, считая именно их корнем сложившейся проблемы. В глубине души он понимал, что несмотря на чрезмерно лояльное к нему отношение со стороны приёмных матери и отца, ему может серьёзно влететь за то, что аннигилирует всю систему безопасности в доме. Но стремление расправиться с противником, появившимся впервые за несколько месяцев и заново распалившего в нём жажду борьбы, перевесило небольшое чувство вины - к вечеру в доме не было ни одной функционирующей видеокамеры. Лишь в тех углах, где они когда-то находились, чернели пятна от взрывов самопальной взрывчатки и торчали из стен обугленные провода, а по всему дому витали запахи гари и палёной пластмассы.
Закончив, Роджер прибрал в комнатах, где происходили экзекуции над видеокамерами, с такой тщательностью, которую позволяла ему совесть заядлого хулигана, чуть-чуть побеспокоенная запоздало проснувшимися сыновьими чувствами - тут и там буз труда можно было разглядеть куски отвалившейся штукатурки, битое стекло или развороченные остатки деталей экзекутируемых технических устройств. Тем не менее Роджер посчитал, что убрался достаточно, схватил в туалете апельсиновый освежитель воздуха, наспех промчался с ним по всему дому и чистой совестью уселся на диван в прихожей, довольно осклабившись на то место, откуда несколько часов назад на него взирал бездушный электронный циклоп.
Откинув голову назад и вперившись невидящим взглядом в люстру над головой, чьи разукрашенные причудливым узором круглые стеклянные плафоны издевались над электрическим светом с присущей им изощрённостью, мальчик радостно думал, что с непонятной слежкой покончено раз и навсегда. Более того - он был в этом уверен.
Купаясь в мыслях победителя и отрешившись от всего вокруг, Роджер не замечал наблюдающего за ним миниатюрного перископа, секундой ранее выбравшегося из обсыпанной штукатуркой земли цветочного горшка, и не слышал постукивания каблучков Елены Блежински на улице, ухоженная дорогими кремами рука которой уже тянулась к дверной ручке.
- Щёлк, - негромко клацнул дверной замок и она вошла в дом. Чуть пригнулась, чтобы снять туфли, но тут же снова выпрямилась, невольно уставившись на картину вокруг. Следом вошёл её муж и приёмный отец Роджера Петер Блежински и тоже невольно стал оглядываться. Лицо его мгновенно побагровело, а глаза готовы были испепелить приёмного отпрыска, беззаботно раскинувшегося на диване. Он что-то злобно пробормотал и с размаху хлопнул входной дверью.
Крепления висевшей у потолка люстры, изрядно расшатанные произошедшими в этот день событиями, наконец не выдержали - сильный и громкий хлопок дверью о косяк стал последней каплей и она, игнорируя изумлённые взгляды родителей Роджера, рухнула на пол. Очнувшись от громкого хлопка дверью и вскочив с дивана, мальчик неожиданно для себя наблюдал фонтан из осколков разлетающейся вдребезги люстры, за которым отчётливо угадывались силуэты Елены и Петера Блежински. Не успел он порадоваться этому моменту деструктивной красоты, как один из осколков, отскочив от паркета, с неуловимой быстротой вонзился Роджеру в левое глазное яблоко, опередив ещё несколько, которые долями сенунды позже изрешетили ему шею и лицо.